Ксенофоб  - Игорь Шенгальц

Мой знакомый городовой – все время забываю его фамилию – околачивался рядом с домом, с интересом наблюдая за деятельностью рабочих. Дородный, широкий в плечах, одетый в зимнюю форменную шинель темно-серого сукна, он каланчой торчал рядом с телегой, на которой работяги привезли инструменты и необходимые для строительства материалы. Городовой являл собой наглядную агитацию успешной полицейской службы и полностью соответствовал предписанию начальства: «Нижние чины городской полиции и городовые должны комплектоваться из отслуживших срочную и сверхсрочную службу солдат и унтер-офицеров возрастом не младше двадцати пяти, но не старше тридцати пяти лет, приятной внешности, ростом не ниже ста семидесяти двух сантиметров, с мощной фигурой, хорошим здоровьем, острым зрением (в том числе отсутствием дальтонизма), без дефектов речи». Особым указом всем полицейским было предписано носить усы.

Заметив меня, городовой поспешил подойти и поздороваться, лихо подкручивая отращенные по указу усы.

– Господин Бреннер, вы ли это? Давненько не появлялись в наших краях. Все дела?..

– Совершенно верно, дела, – кивнул я, вспоминая, как бездарно проводил последние месяцы. – Эти дела такие… знаете ли. Весьма важные!

– Понимаю, понимаю, – покивал в ответ и городовой, а я все пытался вспомнить его фамилию. Смешная такая, из животного мира… Барсуков? Лисичкин?

– Смотрю, вам выдали новые бляхи? – без особого любопытства поинтересовался я, заметив сверкающий значок на груди у жандарма.

– Да! Особым распоряжением нового шефа Департамента! Теперь именные!

Я пригляделся. На бляхе, помимо личного номера, была выбита фамилия Ежов. Весьма нетипично для Департамента! Раньше было проще: если полицейского увольняли либо он сам уходил из Департамента, то сдавал и бляху, и оружие, которые потом получал человек, заступавший на его место. Теперь же бляху сдавать смысла не было, новый работник должен был получить новенькую бляху со своей фамилией. Сплошное расточительство!

Зато я снова знаю фамилию городового.

– Послушайте, Ежов, а не крутились ли в последнее время возле моего дома подозрительные лица? – Унтер-офицерских знаков различия у него я не заметил, поэтому позволил себе обратиться к городовому запросто.

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – ответил городовой, немного польстив мне в ответ. Ведь «высокоблагородием» именовали лишь тех, кто обладал чином не ниже восьмого класса, а я для Ежова был просто «благородием» – так обращались к риттерам, не имеющим официального чина. – Ведь я следил, как договаривались. Залетных гонял, никого к дому не подпускал. Так что не извольте беспокоиться, все ваши вещи в сохранности.

– Вот спасибо, братец, удружил! – Я вытащил из кармана стопку купюр и отсчитал пятьдесят марок – огромная сумма, целое состояние. – Держи-ка! И служи дальше столь же рьяно и честно!

– Рад стараться, ваше высокородие! – гаркнул Ежов, повысив меня сразу до пятого класса. Еще немного, и я стану «превосходительством». Этакая быстрая карьера!

Он хотел было отойти в сторону, но я придержал его за рукав.

– И за деликатность твою спасибо. – Я наконец вспомнил, что именно Ежов пару раз вытаскивал меня из кабаков и отводил в отели. Поэтому его скромное молчание при упоминании мною «дел» дорогого стоило. Я протянул ему еще сотню. – Держи-ка и не поминай лихом, если что…

– Ваше высок-родие! – слоном взревел Ежов, но я уже переключился на другую тему:

– А скажи-ка мне еще одну вещь, не знаешь ли ты некоего Симбирского?

Ежов помрачнел:

– Личного знакомства не имел, но наслышан… Я бы советовал не иметь с ним никаких дел. Опасный он человек.

– Где его можно отыскать?

Городовой ненадолго задумался.

– Есть одно заведение – ресторан «Чужак». Симбирский и его люди любят там ошиваться.

Это ведь то самое место, которое я недавно посетил, взыскав с риттер-баронета Салданова долги в пользу Крюка. Вряд ли мне там будут рады. Скорее всего, и в тот день среди прочих посетителей ресторации я видел и Симбирского. Но в тот момент он был мне совершенно безразличен, теперь же я просто мечтал побеседовать с этим человеком наедине.

Отпустив Ежова, я зашел в дом. Ключ от парадного входа я всегда носил с собой. Никто мне не мешал, только бригадир покосился в мою сторону, но наличие ключа убедило его, что перед ним хозяин, а не случайный посетитель.

Медная табличка на двери моего дома слегка скособочилась. Я поправил ее и обтер носовым платком от грязи. Табличка вновь заблестела как новая, на ней все так же значилось: «Частное розыскное бюро. К. Б. Бреннер. Лицензия за номером 718/2. Часы работы ненормированные».

Старое доброе время. Дни, когда я был счастлив…

Первым делом я прошел в кабинет. Внутри все оказалось далеко не так плохо, как я представлял. Я зажег лампу. Мрачные тени заплясали на стенах.

Казалось, через секунду-другую раздадутся легкие шаги, и по лестнице спустятся Лиза и Петра – единственные существа на свете, которых я любил.

Но в комнате царила тишина, нарушаемая лишь шумом снаружи. Рабочие трудились вовсю, желая поскорее закончить с делом.

Все в кабинете было точно так, как я оставил. Даже непрочитанная газета лежала на столе. Правда, теперь она была покрыта изрядным слоем пыли. Да, без мелкого ремонта не обойтись, но плесени на стенах я не заметил – а это уже хорошо. Вот только даже на незначительный внутренний ремонт у меня попросту не было времени. И пусть снаружи здание обновят, но без внутреннего ремонта и думать нечего сюда въезжать.

Я механически взял газету в руки. Датирована ноябрем прошлого года, тогда я в последний раз заглядывал в дом.

Крупный заголовок занимал чуть не половину первой страницы: «Женщины имеют право на уважение!»

С этим высказыванием сложно было спорить. Кажется, именно в ноябре Арабелла начала активную кампанию по признанию прав женщин. «Безумные эмансипе», «пустоцветы», «облезлые курицы» – как только не называли ее последовательниц, но факт оставался фактом: Белла сильно продвинулась, вынося новые законопроекты уже на государственный уровень.

Некоторые консервативно настроенные граждане уже выразили императрице свое неудовольствие. Особо рьяные даже пригрозили немедленными карами. Но Белла попросту отмахивалась от всех угроз, считая, что лишь трус способен обидеть девушку, а бояться труса она не намерена.

Кстати, раз такое дело, то почему бы не задать пару вопросов напрямую.

Я достал переговорник и набрал номер Беллы, сомневаясь, ответит ли мне первая дама. Арабелла ответила сразу же, будто только и ждала этого.

– Слушаю!

– Здесь Бреннер.

– Кира, рада тебя слышать. Как продвигается наше дело?

– Пока очень медленно, но подвижки есть. Помнишь того твоего приятеля, Степана Симбирского?